– Не здесь,– сказал Карлссон.– Пошли, покажу где.
Высоко держа лампу, он направился дальше по коридору. Катя, глядя в основном под ноги, пошла за ним. Коридор был чудовищно длинный и еще более чудовищно захламленный. Двери, большей частью закрытые, какие-то закутки, из которых несло гнилью и затхлостью… Жилище Карлссона было огромно и невероятно запущенно. А занимало, наверное, целый этаж. Пока они шли, у Кати возникло такое чувство, что они странствуют по каким-то подземельям. Или по канализации. Если бы Катя точно не знала, что квартира располагается на уровне ее мансарды, решила бы, что ее завели в подвал. «А я-то думала, что моя мансарда – заброшенный чердак! – размышляла она.– И дохлятиной какой-то здесь воняет…»
– Чем тут пахнет? – спросила она.– Как будто крыса сдохла.
– Не крысы, мыши,– пояснил Карлссон.– Их тут полно. Но не дохлые, дохлых я в окно выбрасываю, живые. Грызут все подряд.
– А кота ты завести не пробовал?
– Кота? – Похоже, эта мысль Карлссону в голову не приходила.– Я с котами как-то… не очень. Но идея хорошая.
Слева из темноты показалась приоткрытая дверь, из-за которой брезжил свет.
– Не туда,– остановил Катю хозяин.– Нам дальше.
– А там что?
– Не знаю. Ни разу туда не заглядывал.
Свет лампы вдруг пропал – это Карлссон свернул за угол и вошел в следующую дверь. Катя последовала за ним и оказалась в большой, не меньше сорока квадратных метров, комнате.
– Ну вот,– Карлссон остановился и обвел рукой комнату.– Я живу здесь. Вернее, там,– уточнил он, указав в дальний угол.
Если бы Катя зашла сюда сама, она могла бы поклясться, что в этой комнате никто не живет. Она была не просто заброшенной, она имела такой вид, будто в нее никто не заходил лет тридцать, если не все пятьдесят. Должно быть, когда-то здесь была гостиная. Карнизы вместе с гардинами были сорваны и стояли, прислоненные к стенам. Стекла в окнах тоже отсутствовали. Их заменяла фанера. А в одном окне даже рамы не было – проем закрывал деревянный щит.
Карлссон, поднатужившись, снял его. В комнату проник свежий воздух. И лунный свет.
Катя осматривалась, дивясь. Возле стен угадывались очертания мебели в чехлах – высокие шкафы, кресла, стол на изогнутых ножках. Осьминогом нависала люстра, завернутая в тюль. Приглядевшись, Катя поняла, что на мебели не чехлы, а густой слой многолетней пыли.
– Это и есть твой дом? – почему-то шепотом спросила Катя.
– Нет, я тут просто живу.
– Давно?
Карлссон немного подумал и сказал:
– Нет, не очень.
– Но почему тут все так… заброшено?
– Меня устраивает. Я неприхотлив.
– Да уж… – пробормотала Катя, глядя, как оборванная гардина шевелится под сквозняком, словно одеяние призрака.
– А почему в окне нет рамы? – спросила она.
– Я ее вынул,– ответил Карлссон.
– Зачем?
– Чтобы на звезды смотреть,– в голосе Карлссона появились незнакомые, мягкие нотки. Вон, видишь – Лосиха? – Карлссон ткнул пальцем куда-то в небо.– Когда небо безоблачное, я смотрю на Лосиху, дом вспоминаю…
– Какая лосиха? – не поняла Катя.
– Созвездие. Лосиха. Еще его Серп называют! Неужели не знаешь? – в свою очередь удивился Карлссон.– Вон он, прямо над той крышей…
– Ковш, что ли? Созвездие Медведицы?
– Какая еще медведица? Мировую Ось найти можешь? Проведи от нее мысленно линию на две пяди вниз и налево…
– Какую ось?
Карлссон покосился на Катю и промолчал. Катя отвернулась от окна, случайно перевела взгляд на потолок и вздрогнула – громоздкая люстра о двенадцати рожках, оказывается, была закутана вовсе не в тюль, а в многослойную паутину.
– Неужели тебе не противно жить в такой грязи? – морщась, спросила Катя.
Карлссон пожал плечами.
Непостижимо, подумала Катя. Такая грязная нора, особенно после Швеции, где чуть ли не самый высокий уровень жизни в мире…
– Я тут живу временно,– сказал он уже обычным голосом.– Мне надо выполнить одно… дело. Потом я уеду. На родину. И больше сюда не вернусь.
«А не шпион ли он?» – промелькнула у Кати совсем уж бредовая мысль.
Еще ей вдруг вспомнилось, как лет десять назад ее отца послали в долгую командировку в Питер и он месяца два прожил на съемной квартире, которую предоставлял командированным завод. Катя приезжала к нему в гости, и папино временное жилье ей сразу ужасно не понравилось. Конечно, там не было такой помойки, квартира была чистая, прилично обставленная… но какая-то нежилая. И папа тоже говорил: «Вот кровать, вот плита, а больше я тут ничего не трогаю…»
«Это, наверно, тоже казенная квартира»,– решила Катя.
– А где ты спишь? – спросила Катя, подходя к дивану. В полутьме диван выглядел вытесанным из камня. Катя украдкой прикоснулась к сиденью – твердая ткань захрустела и провалилась внутрь, подняв фонтанчик пыли.
– На полу. Я предпочитаю спать на твердом.
Это Катя понимала. Ее дедушка тоже доску на кровать кладет. У дедушки – радикулит.
Наверное, Карлссон еще старше, чем она думала. Очень может быть – по его лицу трудно определить возраст.
Спальное место Карлссона располагалось на полу, в темном углу у внешней стенки. Пыли там не было. И вообще больше ничего не было, даже одеяла. Зато запах тухлятины чувствовался гораздо сильнее. Катя подошла поближе, обнаружила под окном ворох птичьих перьев и разных мелких костей. Катю слегка замутило, но из вежливости она сделала вид, что ничего не замечает. Карлссон, однако, слегка встревожился.